Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем
ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не
знает.
Он приписывал это своему достоинству, не
зная того, что Метров, переговорив со всеми своими
близкими, особенно охотно говорил об этом предмете с каждым новым человеком, да и вообще охотно говорил со всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.
Никто, кроме самых
близких людей к Алексею Александровичу, не
знал, что этот с виду самый холодный и рассудительный человек имел одну, противоречившую общему складу его характера, слабость.
Кроме того, хотя он долго жил в самых
близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос,
знает ли он народ, был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит ли он народ.
Вронский при брате говорил, как и при всех, Анне вы и обращался с нею как с
близкою знакомой, но было подразумеваемо, что брат
знает их отношения, и говорилось о том, что Анна едет в имение Вронского.
Узнав о
близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна на третий день решилась написать ей стоившее ей большого труда письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видеть сына должно зависеть от великодушия мужа. Она
знала, что, если письмо покажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия, не откажет ей.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем
ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
— То есть я в общих чертах могу представить себе эту перемену. Мы всегда были дружны, и теперь… — отвечая нежным взглядом на взгляд графини, сказал Степан Аркадьич, соображая, с которым из двух министров она
ближе, чтобы
знать, о ком из двух придется просить ее.
Швейцар
знал не только Левина, но и все его связи и родство и тотчас же упомянул о
близких ему людях.
Только потому, что он чувствовал себя
ближе к земле, и по особенной мягкости движенья Вронский
знал, как много прибавила быстроты его лошадь.
К счастью, по причине неудачной охоты, наши кони не были измучены: они рвались из-под седла, и с каждым мгновением мы были все
ближе и
ближе… И наконец я
узнал Казбича, только не мог разобрать, что такое он держал перед собою. Я тогда поравнялся с Печориным и кричу ему: «Это Казбич!..» Он посмотрел на меня, кивнул головою и ударил коня плетью.
— Позвольте прежде
узнать, с кем имею честь говорить? — сказал Ноздрев, подходя к нему
ближе.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время,
узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и
близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых
близких к нему козаков не мог
узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
— Вы сумасшедший, — выговорил почему-то Заметов тоже чуть не шепотом и почему-то отодвинулся вдруг от Раскольникова. У того засверкали глаза; он ужасно побледнел; верхняя губа его дрогнула и запрыгала. Он склонился к Заметову как можно
ближе и стал шевелить губами, ничего не произнося; так длилось с полминуты; он
знал, что делал, но не мог сдержать себя. Страшное слово, как тогдашний запор в дверях, так и прыгало на его губах: вот-вот сорвется; вот-вот только спустить его, вот-вот только выговорить!
Между тем Раскольников протеснился и нагнулся еще
ближе. Вдруг фонарик ярко осветил лицо несчастного; он
узнал его.
Однажды за обедом, в клубе, Павел Петрович
узнал о смерти княгини Р. Она скончалась в Париже, в состоянии,
близком к помешательству.
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он едва
знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и
близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его
узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
— Да,
знал, — сказал Самгин и, шагнув еще
ближе к нему, проговорил полушепотом...
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще
ближе познакомиться с этими людьми,
узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял
ближе к рабочим.
От этих людей Самгин
знал, что в городе его считают «столичной штучкой», гордецом и нелюдимом, у которого есть причины жить одиноко, подозревают в нем человека убеждений крайних и, напуганные событиями пятого года, не стремятся к более
близкому знакомству с человеком из бунтовавшей Москвы.
Самгин давно
знал, что он тут лишний, ему пора уйти. Но удерживало любопытство, чувство тупой усталости и
близкое страху нежелание идти одному по улицам. Теперь, надеясь, что пойдет вчетвером, он вышел в прихожую и, надевая пальто, услыхал голос Морозова...
— Подвинув отъехавший стул
ближе ко столу, согнувшись так, что подбородок его почти лег на тарелку, он продолжал: — Я вам покаюсь: я вот,
знаете, утешаю себя, — ничего, обойдется, мы — народ умный!
— Нельзя! — подтвердила Татьяна Марковна, тряся головой. — Зачем его трогать? Бог
знает, что между ними случится… Нельзя! У тебя есть
близкий человек, он
знает все, он любит тебя, как сестру: Борюшка…
Ей наяву снилось, как царство ее рушилось и как на месте его легла мерзость запустения в
близком будущем. После, от нее самой, он
узнал страшный сон, ей снившийся.
— Я не сяду, я не сяду. Слушайте, Долгорукий, я не
знаю ничего подробно, но
знаю, что Ламберт готовит против вас какое-то предательство,
близкое и неминуемое, — и это наверно. А потому берегитесь. Мне проговорился рябой — помните рябого? Но ничего не сказал, в чем дело, так что более я ничего не могу сказать. Я только пришел предуведомить — прощайте.
— Я только
знаю теперь, что «тот человек» гораздо был
ближе к душе вашей, чем вы это мне прежде открыли, — сказал я, сам не
зная, что хотел этим выразить, но как бы с укоризной и весь нахмурясь.
— Нет, считаю это пустою обрядностью. Я должен вам, впрочем, признаться, что мне ваш Петр Валерьяныч нравится: не сено по крайней мере, а все же человек, несколько похожий на одного
близкого нам обоим человечка, которого мы оба
знаем.
Каким образом могли сочетаться все мирные впечатления и наслаждения затишьем с мучительно сладкими и тревожными биениями сердца при предчувствии
близких бурных решений — не
знаю, но все опять отношу к «широкости».
Этого господина я потом
узнал гораздо больше и
ближе, а потому поневоле представляю его теперь уже более зазнамо, чем тогда, когда он отворил дверь и вошел в комнату.
Деньги и теперь еще лежат, ее ожидая, и теперь еще Катерина Николаевна надеется, что она переменит решение; но этого не случится, и я
знаю про то наверно, потому что я теперь — один из самых
близких знакомых и друзей Анны Андреевны.
Я бросился наверх, вскочил на пушку, смотрю: близко, в полуверсте, мчится на нас — в самом деле «бог
знает что»: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из облака, тянется к нему какая-то темная узкая полоса, будто рукав; все
ближе,
ближе.
К этим людям он,
ближе узнав их, причислил и тех развращенных, испорченных людей, которых новая школа называет преступным типом и существование которых в обществе признается главным доказательством необходимости уголовного закона и наказания.
Узнав ближе тюрьмы и этапы, Нехлюдов увидал, что все те пороки, которые развиваются между арестантами: пьянство, игра, жестокость и все те страшные преступления, совершаемые острожниками, и самое людоедство — не суть случайности или явления вырождения, преступного типа, уродства, как это наруку правительствам толкуют тупые ученые, а есть неизбежное последствие непонятного заблуждения о том, что люди могут наказывать других.
На другой день после своего разговора с Бахаревым Привалов решился откровенно обо всем переговорить с Ляховским. Раз, он был опекуном, а второе, он был отец Зоси; кому же было
ближе знать даже самое скверное настоящее. Когда Привалов вошел в кабинет Ляховского, он сидел за работой на своем обычном месте и даже не поднял головы.
— Теперь
знаешь, какие слухи по городу ходят… Ха-ха!.. Сегодня мне один дурак довольно прозрачно намекнул… Ей-богу!.. Понимаешь, подозревают тебя в
близких отношениях к этому дураку Привалову… Ха-ха… Уж я хохотал-хохотал, когда остался один… Ведь это, голубчик, получается целая пьеса…
Во флигельке скоро потекла мирная семейная жизнь, в которой принимали самое живое участие Нагибин и поп Савел. Они своим присутствием делали совсем незаметным однообразие деревенской жизни, причем поп Савел
ближе сошелся с Лоскутовым, а Нагибин с Надеждой Васильевной. Добрый старик не
знал, чем угодить «барышне», за которой ухаживал с самым трогательным участием.
— Вам
ближе знать эти обстоятельства; дела Игнатия Львовича расстроены, а тут еще этот процесс по опеке… Понятно, что Софье Игнатьевне ничего не оставалось, как только выйти за Привалова и этим спасти отца.
— Вам это
ближе знать, Хиония Алексеевна…
Она приводит Восток и Запад в такое
близкое соприкосновение, какого не
знала еще история.
Казалось бы, что всего прямее и
ближе было бы ему теперь отправиться в дом Федора Павловича
узнать, не случилось ли там чего, а если случилось, то что именно, и, уже убедившись неоспоримо, тогда только идти к исправнику, как твердо уже положил Петр Ильич.
Знай, однако, что никогда ты не был
ближе от смерти.
Полагаю, что имею право догадываться почему: уже неделю как расстроенный в своем здоровье, сам признавшийся доктору и
близким своим, что видит видения, что встречает уже умерших людей; накануне белой горячки, которая сегодня именно и поразила его, он, внезапно
узнав о кончине Смердякова, вдруг составляет себе следующее рассуждение: «Человек мертв, на него сказать можно, а брата спасу.
На Ракитина (семинариста), тоже Алеше очень знакомого и почти
близкого, Алеша и взглянуть не мог: он
знал его мысли (хотя
знал их один Алеша во всем монастыре).
О господа присяжные, зачем нам рассматривать
ближе эту „беду“, повторять то, что все уже
знают!
Хей-ба-тоу не растерялся и всячески старался держаться
ближе к берегу,
зная, что иначе его отнесет в Японию.
Нигде на земле нет другого растения, вокруг которого сгруппировалось бы столько легенд и сказаний. Под влиянием литературы или под влиянием рассказов китайцев, не
знаю почему, но я тоже почувствовал благоговение к этому невзрачному представителю аралиевых. Я встал на колени, чтобы
ближе рассмотреть его. Старик объяснил это по-своему: он думал, что я молюсь. С этой минуты я совсем расположил его в свою пользу.
Катерина Васильевна любила отца, привыкла уважать его мнение: он никогда не стеснял ее; она
знала, что он говорит единственно по любви к ней; а главное, у ней был такой характер больше думать о желании тех, кто любит ее, чем о своих прихотях, она была из тех, которые любят говорить своим
близким: «как вы думаете, так я и сделаю».
Знаешь, мой милый, об чем бы я тебя просила: обращайся со мною всегда так, как обращался до сих пор; ведь это не мешало же тебе любить меня, ведь все-таки мы с тобою были друг другу
ближе всех.
Америка — я ее очень уважаю; верю, что она призвана к великому будущему,
знаю, что она теперь вдвое
ближе к Европе, чем была, но американская жизнь мне антипатична. Весьма вероятно, что из угловатых, грубых, сухих элементов ее сложится иной быт. Америка не приняла оседлости, она недостроена, в ней работники и мастеровые в будничном платье таскают бревна, таскают каменья, пилят, рубят, приколачивают… зачем же постороннему обживать ее сырое здание?